1. Судорога на вдохе #5.

Одна из самых частых дыхательных судорог, вызывающая явления заикания, состоит во внезапном порывистом вдохе, который наступает то перед началом слова, то весьма нередко среди слова и даже среди двух звуков одного слова, из-за чего происходит неприятное для внимания и уха слушателя промедление в непрерывном следовании звуков или нарушении их чистоты и отчетливости. Главная черта этих вдохов состоит.в их внезапности и порывистости. Они не согласованы с дыхательным ритмом и потому всегда являются не вовремя, неожиданно для наблюдателя; часто они наступают вслед за едва оконченным выдохом, приостанавливают начавшийся выдох и сменяют его собой.

Иногда два-три инспираторных движения следуют непосредственно одно за другим без смены выдохами. Нередко это явление имеет такой вид, как будто при первых признаках начавшегося выдоха снова наступает вдох. Си¬ла и размер инспираций различны, чаще всего они бывают поверхностны, коротки, иногда мимолетны, едва заметны, иногда же, напротив, весьма сильны и объемисты. Но как бы разнообразны ни были эти инспирации, во всех случаях сохраняется их главный характер — это порывистость: они не совершаются медленно, с постепенным нарастанием силы, а происходят быстро, нередко в виде удара, и до известной степени напоминают собой икоту. Может быть, на это сходство с икотой указывает и славянская этимология слова ”заикание” (заикание, заикнуться, икота, икать, икнуть). Бонне справедливо сравнивает также эти инспирации со всхлипываниями. Но даже и в тех случаях, когда инспирации не бывают столь порывисты, как при икоте и всхлипывании, они совершаются гораздо быстрее и сильнее нормального вдоха и нередко сопровождаются шумом: ”Вдох совершается у одних лиц с шумом, или свистом, или с неопределенным глухим тоном, у большей же части он происходит без¬звучно, но всегда при этом грудь сильно расширяется, а живот втягивается”.

К этому описанию мы лишь прибавим, что втягиваются и межреберные промежутки. Внезапный, порывистый характер описываемых вдохов с особой ясностью обнаруживается в тех случаях, когда воздух не выходит через рот, например в момент произнесения буквы н, и когда инспираторный ток вследствие этого должен направляться исключительно через нос (через хоаны). В этих случаях быстрый порывистый вдох вызывает спадение крыльев носа, как при параличе лицевого нерва. Исследование механизма вдохов показывает, .что они совершаются за счет сокращений диафрагмы, — что видно из характерного расширения нижней части груди.

По мнению некоторых авторов, порывистые, поспешные вдохи будто бы имеют своей целью восполнить исчерпанный запас воздуха и вызываются тем обстоятельством, что заикающиеся неправильно, неэкономно распоряжаются воздухом, выдыхают его бесполезно, не употребляя на артикуляцию, или начинают речь при ничтожном запасе воздуха в груди и, таким образом, скоро приближаются к необходимости нового вдоха. Мы с особенной внимательностью останавливались на этом объяснении и старались проверить его наблюдением, но пришли к убеждению, что приведенное мнение обобщает частный и притом очень редкий случай. Порывистые вдохи наблюдаются перед началом речи, когда еще воздух вовсе не расходовался на артикуляцию.

Мы наблюдали два случая, в которых инспираторная судорога была одним из главнейших симптомов заикания; на этих случаях с очевидностью можно было убедиться, что ненормальные, мучительные вдохи наступали при сравнительно достаточном наполнении груди воздухом, так что не могло быть и речи о физиологической необходимости вдоха. Одного из таких больных мы заставляли начинать речь после глубокого вздоха, и тем не менее уже при первых попытках произнести звук у него наступал судорожный вдох. После двух-трех таких вдохов воздух накоплялся в груди до такой степени, что этот больной принужден был сначала сделать выдох, чтобы иметь возможность говорить. Таким образом, частое вдыхание воздуха нисколько не предохраняет от приступов.

На приведенном примере мы могли убедиться в полной независимости ненормальных вдохов от других явлений и в самостоятельности их как симптома заикания. В тех случаях, когда судорожные инспирации появляются при достаточном наполнении груди воздухом, они бывают тем более поверхностны, чем чаще и непрерывнее следуют одна за другой; при этом даже сила и напряжение их уменьшаются, и они принимают вид мимолетных незначительных вдохов. Этим характером отличаются у некоторых заикающихся судорожные вдохи и в том случае, когда они являются в одиночку, а не суммируясь. У заикающихся не существует каких-либо неправильностей в механизме дыхания вне речи, зато среди речи при частых инспирациях действительно наблюдается, что отдельные вдыхания становятся поверхностны и количество воздуха в легких в самом деле может быть исчерпанным.

Уже выше было замечено, что судорожные инспирации заикающихся иногда бывают лишены своего обычного характера, т. е. внезапности и порывистости, и по внешнему виду несколько напоминают обыкновенные вдохи.

В своем логическом построении речь складывается из предложений — простых или сложных. Между частями предложения, произносимого голосом, происходят обыкновенно непродолжительные приостановки артикуляции, служащие выражением логической раздельности речи. Эти приостановки на письме обозначаются знаками препинания.

При произнесении фразы они служат для наполнения груди воздухом. Но под влиянием субъективных причин или при особенной логической или фонетической структуре речи (например, при стечении многосложных слов) инспирация может наступить без ущерба для чистоты речи и вне указанных границ. Крайними пределами, в которых инспирация уже не может иметь места, служит речевой такт. Что такое речевой такт? Чем непринужденнее и натуральнее речь, тем менее она является в виде отдельных слов, какой мы ее встречаем на письме, и тем более и яснее выражается в ней фонетическое единство предложения, и даже у лиц, хорошо знакомых с грамматикой, отдельные части и отдельные слова предложения не являются в своей отдельности, но выступают в форме скоплений и групп, в состав которых входит более чем одно слово.

В живой речи слышатся не отдельные слова, а отдельные конгломераты слогов, на которые подразделяется звуковая цепь целого предложения. Эти конгломераты, или группы слогов, и составляют собой речевые такты. Это легко видеть из примера. Предложение: ”Не надейся ты на людей, положись на свои силы” — в живой речи произносится так:

ненадейсяты налюдей положись насвоисилы

В приведенном примере три слова: ”не надейся ты” произносятся слитно, как одно слово. Таким образом, всякий такт представляет собою фонетическую единицу, т. е. сумма слогов, входящих в его состав, произносится на одном выдохе, без малейшего перерыва, и несет главное общее ударение, совпадающее с ударением одного из слов. Речевые такты не представляют собой чего-нибудь неизменного в смысле состава, данного им раз и навсегда, как можно видеть на следующем примере.

фраза: ”пади ниц пред образом” может распадаться на следующие такты:
пади ницпредобразом,
или:
падиниц предобразом,
или:
падиницпредобразом,
смотря по тому, какой логический смысл и значение имеют отдельные представления в мысли говорящего. Таким образом, то или другое фонетическое распределение фразы, тот или иной состав тактов связан нераздельно с содержанием мысли. Такт есть фонетическое выражение или звуковой облик оттенка мысли. В этом отношении он представляет собой единственную незаменимую и неизменную форму для данной мысли.

Чтобы покончить с фонетическими свойствами речи, имеющими отношение к дыханию, -нам остается сказать два слова о слогах. Что такое слог? Слог есть сумма звуков, произносимых одним самостоятельным непрерывным выдыхательным толчком.
Произнесение речевого такта характеризуется непрерывным, активным выдыхательным напряжением (главным образом со стороны брюшных мышц), с окончанием же такта это напряжение значительно понижается, оно даже может упасть до нуля, так что экспирация (выдох) сделается пассивной, как это бывает вне речи; но с наступлением нового такта экспирация снова становится активной и поднимается до высоты, обусловленной тем-пом и интенсивностью речи. Таким образом, крупные колебания экспираторного напряжения имеют место в начале и в конце такта.

В течение же такта экспирация претерпевает весьма незначительные по своей величине усиления и падения, а именно падения приходятся прежде всего между двух соседних слогов, а повышения совпадают с ударениями. Это будут, следовательно, вторичные колебания; но существуют еще третичные, зависящие от того, что самые элементы слога, т.е. отдельные звуки, по своему характеру или, как говорят филологи, по своей относительной звуковой интенсивности и длине требуют экспирации различной силы: например, звук б артикулируется с меньшими экспираторными затратами, чем звук п. Эти вторичные и третичные колебания экспирации на слогах и отдельных звуках весьма ничтожны, и если их не принять в расчет, то можно сказать, что экспирация стоит непрерывно на одной активной высоте в течение всего такта.

Понятно, что инспирация не может иметь места, пока не окончено произнесение всего речевого такта, иначе инспирация должна была бы неминуемо приостановить и прервать активную экспирацию.

Одним из самых существенных признаков ненормального вдоха, изобличающего его судорожный характер, служит появление вдоха среди такта, среди слога или среди произнесения отдельного звука, что производит фонетическую диссоциацию, никогда не наблюдаемую у человека, не страдающего заиканием. Если инспираторная судорога наступает среди речевого такта, то прежде всего происходит внезапная приостановка экспирации в данной фазе и непосредственный переход к инспирации; что же касается голосового и артикуляторного механизмов, то работа их, относящаяся к начатому речевому такту, иногда продолжается, и если в этих механизмах не случится единовременно самостоятельной судороги, то начатый такт благополучно оканчивается при инспиратор-ном токе воздуха.

Звуки при этом выходят менее ясными и отчетливыми, чем при нормальной речи, но тем не менее еще довольно различимыми. Это явление несколько напоминает речь чревовещателя. Иногда же артикуляция и вокализация приостанавливаются и продолжаются вслед за окончанием инспирации уже с новым экспираторным током воздуха.

В зависимости от быстроты инспирации или, лучше сказать, от ее продолжительности может быть произнесен то целый такт, то часть его. При медленных вдохах артикуляция и вокализация успевают совершаться своим чередом, при быстрых же слышны обыкновенно одиночные слоги или звуки.

Как бы коротка ни была инспирация, падающая на произносимое слово или речевой такт, она всегда производит резкое, очевидное разделение слова на части и дает впечатление неприятного перерыва речи. Плутарх, со свойственной ему меткостью в подбор слов, называет это явление, наблюдавшееся у Демосфена, — ”рваной речью”.

Судорожная инспирация обыкновенно с большой быстротой и внезапностью сменяет собою экспирацию, но обратного не замечается. Правда, выдох тотчас наступает с окончанием инспираторной судороги, так что между ними никакой паузы нет, но в первый момент выдох совершается только пассивными силами, без всякого участия выдыхательной мускулатуры. Этот момент различной продолжительности характеризуется отсутствием артикуляторных звуков, которые появляются только тогда, когда экспирация становится активной. Таким образом, вслед за судорожной инспирацией наступает пауза речи, и если часть слова была уже произнесена раньше, то остальная часть доканчивается после некоторого промежутка. Это и составляет причину разрыва или разделения слова на части.

Инспираторная судорога оказывает влияние на деятельность голосового и артикуляторного механизмов. К подробному разбору этого воздействия мы теперь переходим.
Речь здорового человека всегда происходит при выдыхательном токе воздуха. Это вполне естественно, потому что таким образом утилизируется — в интересах речи как механической работы — та часть силы, которая дается пассивным выдохом — эластичностью грудной клетки и легких; а вот при вдыхании речь должна совершаться одними активными напряжениями. Это элементарный вывод из общеизвестного физиологического положения. В свою очередь и опыт показывает, что все народы говорят с выдыхательным током воздуха. Инспираторная речь заикающихся также отличается многими особенностями.

Начнем с голоса. Инспираторный голос представляется грубым, глухим. Это естественно, если припомнить, что полнота и музыкальность, какой отличается экспираторный голос, приобретаются в резонансных полостях, лежащих над гортанью, и, следовательно, этих свойств не может быть у звуков, уносимых из гортани в глубь легких. В музыкальном отношении инспираторный голос ниже нормального — что, вероятно, зависит от низкого стояния гортани, свойственного инспирации. В момент инспираторной судороги голосовые связки бывают не только укорочены, но вместе с тем и расслаблены вследствие бездеятельности голосового мускула, но остаются сближенными, как тому и надлежит быть во время вокализации. При таких условиях связки перестают быть упругими перепонками, или, лучше сказать, упругость их значительно уменьшается, и этим обстоятельством объясняется низкий тон и некоторая хриплость голоса. Вероятно, эти отношения повторяются и при инспираторном голосе заикающихся.

Все гласные звуки при инспираторной судороге носят характер густого придыхания. Гласные а, о, у, э, и, ы слышны как га, го, гу, гэ, ги, гы, но никогда не являются совершенно чистыми. Этот признак относится к числу наиболее выдающихся и заметных.
Впрочем, аспирирование гласных встречается и при экспираторной судороге. В чем кроется причина аспирирования гласных? И при нормальной речи гласные могут выходить то чистыми, то с начальным или конечным придыханием, так что известная степень аспирации гласных свойственна и нормальной речи и представляет явление физиологическое, которое замечается в различной мере у разных национальностей. Причина этого явления заключается в отсутствии точнейшего сочетания работы отдельных механизмов речи вследствие крайней быстроты речевых движений. В самом деле, выигрыш в скорости и в то же время потеря в отделке и чистоте звуков являются принципом, имеющим широкое применение в эволюции речи, в механизме звуковых изменений языка при его росте и развитии.

Необходимо войти в некоторые подробности относительно происхождения аспирации гласных. Главнейшие факторы для произнесения гласного суть: 1) экспираторный ток воздуха, 2) надлежащая установка голосовых связок на известный тон и 3) установка надставной трубки (т. е. всех артикуляторных аппаратов, лежащих выше гортани) для известного резонанса. Если полость рта будет установлена на тот или другой звук раньше появления самого звука, то это не помешает чистоте звука; равным образом и удержание полости рта в данном положении ' после окончания звука также не повредит его чистоте. Совсем иное будет при той или другой комбинации голосовой и выдыхательной работы. Неточное приспособление работы гортани и выдыхательного механизма имеет существенное влияние на чистоту звука и в момент его возникновения и в момент замирания.

По степени начальной чистоты различают три рода произношения гласной: нужное начало бывает тогда, когда уже до начала выдоха гортань тщательно устанавливается на известный тон, так что выдыхательный ток застает вполне готовый механизм к произведению задуманного звука. В этом случае гортанная щель не замкнута вполне, но только голосовые связки сближены с абсолютно точным расчетом на известную гласную. Этот вид произношения гласной встречается весьма редко, поскольку при быстрой и живой речи трудно тщательно соразмерять действие гортани с экспирацией. Потому-то во время речи гораздо чаще имеет место резкое или придыхательное начало гласной.

Резкое начало бывает в том случае, когда голосовая щель до начала выдыхания была вполне сомкнута во всех своих отделах, и первые струи начинающейся экспирации должны сначала раскрыть гортань, и только после этого появляется голос и начинается произнесение гласной. Этот акт раскрытия голосовой щели обозначается особым звуком в начале гласной, который греки называли тонким придыханием. Наконец, возможен третий случай — выдыхание начинается в ту пору, когда голосовая щель находится на пути к сомкнутию, при этом условии воздух, устремляющийся через суживающуюся голосовую щель, дает густой шум, длящийся до сближения голосовых связок, а с этого момента сменяющийся звуком. Такое начало гласной может быть названо придыхательным. Оно соответствует густому придыханию греков.

Этот последний вид произношения гласной наблюдается при инспираторной речи заикающихся и составляет один из ее характеристичных симптомов, так что не подлежит сомнению, что голосовая щель остается открытой во время инспираторной судороги, несмотря на существование голоса и речи. Какое же значение мы должна придать этому факту?

Можно допустить, что голосовая щель в одно и то же время получает импульсы и из дыхательного центра и из центра речи или голоса: первые стремятся раскрыть ее, как тому надлежит быть в акте инспирации, вторые, напротив, стараются сблизить голосовые связки, как того требуют условия произнесения гласного звука.

Переходим теперь к согласным звукам. Взрывные звуки при инспираторной судороге нередко получают аффрикацию, так что слова пол, быть произносятся как пфол, бвыть.

Нередко можно заметить, что инспираторная судорога явно угнетает действие артикуляторного и голосового аппаратов: между отдельными звуками появляются звуковые паузы, наполненные густым вдохом. Иногда слово или такт замирают на первых звуках, или эти звуки становятся бледны. Весьма часто слово или слог, прерванные инспираторной судорогой, начинаются вновь по окончании судороги. Таким образом, артикуляторные движения то вполне приостанавливаются, то лишены резкости, отчетливости и надлежащей силы. Все явление производит такое впечатление, как будто механизмы, производящие голос и членораздельные звуки, представляются подавленными и расслабленными в своей деятельности.

Субъективные ощущения, испытываемые больными при инспираторной судороге, довольно характерны и являются в виде утомления и чувства тупой боли у края ложных ребер, а также по обеим сторонам груди. При частых, повторных инспирациях чувствуется неприятное переполнение груди воздухом, облегчаемое замедленным, спокойным выдыханием. При частых инспирациях больные жалуются на сухость во рту и горле. Многие из страдающих этой судорогой не понимают, что с ними происходит, иные говорят о себе, что они хватают воздух среди слова, а один наблюдательный мальчик объяснял нам весьма картинно, что он проглатывает слово то целиком, то по частям: ”Одну часть слова, — объяснял он, — скажу как следует, другую — проглочу”.

История болезни I

Воспитанник одного из учебных заведений в Петербурге, 13 лет, слабого телосложения и малого роста для своих лет, кости скелета у него тонки, мышцы весьма слабо развиты, кожа тонка, сквозь нее просвечивают венозные сосуды. Зубы в надлежащем количестве, резцы верхней челюсти представляются мало развитыми, они более узки и более коротки, чем другие зубы верхней и нижней челюстей, но что более всего бросается в глаза — они едва выступают из десен и при сомкнутии челюстей верхние резцы не касаются нижних, оставляя широкую щель. По характеру своему этот мальчик впечатлителен и робок. Голос его всегда тих, как у человека, лишенного смелости и бодрости духа, он говорит тихо, иногда же вдруг, как бы спохватившись, начинает говорить громче и решительнее, точно он заметил свой недостаток и желает исправить его; но едва перестает сосредоточивать на этом свое внимание, голос его становится тихим и речь робкой, так что это составляет постоянную черту его характера. В умственном отношении он одарен слабо. Робость и чрезмерная впечатлительность составляют, по-видимому, главное препятствие спокойному и свободному развитию его умственных сил. Неожиданные, хотя бы и слабые, воздействия на органы слуха заставляют его вздрагивать и вызывать инспирацию. Столь же чувствительной к ощущениям и аффектам является иннервация зрачка: зрачки вообще довольно широки, но при всяком новом впечатлении, при легких аффектах, при умственном напряжении, например при попытках дать ответ на предложенный вопрос, зрачки расширяются. Нередко можно наблюдать — в особенности когда мальчик обдумывает ответ или готовится его дать, — что зрачки быстро расширяются и суживаются с большой амплитудой, даже при неизменных условиях освещения, по-видимому в связи с умственной или эмоциональной работой.

Заикание началось на пятом году жизни, вскоре после того, как он, играя на скользком полу, упал и при падении сломал правое бедро. Родители думают, что перелом, а в особенности страх и волнение ребенка при наложении повязки были причинами, вызвавшими заикание. Из родных никто не заикался, но младшие братья пациента заикаются, а сестры нет. Родители полагают, что заикание у других детей произошло от подражания. Они заикаются мало и только при душевном волнении. С раннего детства наш пациент был слабым ребенком, родился раньше срока (8 месяцев). Заикание, появившееся у него на пятом году, постепенно усиливалось. В самом начале болезни выражалась невозможностью начать речь, но после начала она продолжалась без препятствий.

Некоторое время мальчик мог побеждать заикание громким говором, но впоследствии он стал заикаться при всех условиях. До 11-12 лет у него не замечалось повторения звуков или слов, но к этому времени болезнь явно изменила свой вид, и к прежде бывшим припадкам присоединилось многократное и трудное повторение слогов и звуков скороговоркой. При ссоре или же во время игры с товарищами и братьями, когда мальчик приходит в возбуждении, он говорит несколько громче и решительнее обыкновенного, как будто у него прибавилось силы, и в это время заикание совершенно исчезает у него. При всех же других условиях заикание не оставляет его ни на одну минуту, мальчик не может произнести фразы не заикнувшись, даже находясь среди своей семьи.

Во время молчания дыхание его не представляет ничего ненормального, но едва только мальчик обнаруживает попытку артикулировать звук, наступает более или менее сильный вдох, всякая попытка снова начать речь опять вызывает инспирацию, и больному необходима пауза и особенная осторожность, чтобы выговорить слово. Нередко можно наблюдать, что инспирации наступают одна за другой; так что при едва обозначившемся начале выдоха снова наступает вдох. Но в этих случаях каждому новому вдоху предшествует намерение начать речь или продолжать, если она была раньше начата. По крайней мере, весьма часто по мимике и по начинающимся артикуляторным движениям можно судить о несомненном существовании импульсов к речи.

Таким образом, в тех случаях, когда инспирации следуют одна за другой, не чередуясь с выдохами (в форме прерывистого вдыхания), каждый отдельный вдох вызывается новым речевым импульсом; при таком положении дела больной не может иначе приостанавливать судорогу, как отказавшись вполне, хотя бы на несколько секунд, от намерения говорить. Когда инспирации следуют быстро одна за другой, они большей частью поверхностны и незначительны, но иногда в такой цепи одно вдыхание является глубоким и напряженным. При чтении больной заикается почти так же сильно, как и при разговоре, несколько менее заикается при чтении наизусть и при автоматическом повторении или отраженной речи.

При всех видах шепотной речи заикание положительно меньше. Если же больного заставить читать или с чужого голоса повторять в такт монотонно, сливая слова в непрерывную цепь слогов, то не замечается ни малейшего заикания, и больной может говорить беспрепятственно, как в медленном, так и в быстром темпе. Временных улучшений припадков, которые случаются у большей части заикающихся, у этого больного не бывает. Зимой и летом, в учебный период и в каникулы заикание его остается одинаково тяжелым. Когда ему предлагают вопрос, то прежде, чем он выслушает его до конца, он уже обнаруживает преждевременное стремление или приготовление к речи — явление, вообще свойственное впечатлительным или, лучше сказать, болезненно-возбудимым натурам.

Иногда уже в этот период, при сомкнутых еще губах появляется внезапная, легкая инспирация через нос, непохожая на другие вдохи по своей быстроте и не согласованная с дыхательным ритмом. Больной иногда может начать речь без заикания, которое появляется только в течение речи, часто, однако, оно наступает при первых звуках или до начала речи.
Кроме того, больной подвержен в малой степени выдыхательной и респираторной судорогам.

История болезни II

Воспитанник одного из закрытых учебных заведений, сын генерал-майора, 13 лет, слабого телосложения, бледный мальчик, на коже обеих предплечий и кистей замечаются старые рубцы от бывшего в детстве ожога кипятком. Его голова и лицо представляются непропорционально малыми по сравнению с туловищем; в верхней челюсти зубы в не полном числе, недостает от природы двух резцов, и весь промежуток между клыками занят только двумя резцами, которые шире и лучше развиты, чем нижние резцы. В умственном отношении мальчик представляется достаточно одаренным, наблюдательным, сметливым, с живым характером. Заикание началось у него в раннем детстве, около четвертого года жизни.

Поводом к болезни послужил испуг при следующих условиях. Денщик, служивший у отца нашего больного, слушая разговор родителей о необходимости отучить мальчика от хождения в кухню, вздумал, по собственному разумению, достигнуть исправления мальчика. С этой целью он надел тулуп овчиной вверх и при входе мальчика в кухню внезапно появился из засады на четвереньках, зарычал и схватил ребенка за ноги. Ребенок был очень испуган, и последствием этого было то, что он пролежал в кровати несколько дней и с этого именно времени стал заикаться.

Была ли потеря сознания в момент испуга — остается неизвестным. Субъективные ощущения при заикании состоят в чувстве неприятного наполнения груди воздухом. Больной довольно объективно знаком с припадками своей болезни, свою инспираторную речь он называет проглатыванием слов.

При чтении заикается менее, чем в импровизированной речи, при чтении наизусть и при автоматическом повторении чужих слов не заикается или весьма редко. Примеры его речи:
Выд. вдых. выд.
х х хорда
Кроме того, в незначительной степени у него замечается повторение звуков.

2. Судорога на выдохе #6

На главную от Судорога на вдохе и виды инспирации